Сейчас я напишу о книге, которой больше 10 лет и которая лежит в списке «надо бы про неё рассказать» уже года полтора. И слава богу. Потому что некоторым книгам, как пароходам, действительно, лучше отплыть подальше, чтобы ты смог их увидеть полностью, и наконец-то оценить по достоинству.
Мне кажется, этому роману, как вину — годы выдержки идут только на пользу. Годы вообще идут на пользу литературе. Какой-нибудь Бегбедер протухает за 5 лет, чем высвечивает своё нутро; мода на Мураками спадает и наконец-то становится видно, что он из себя представляет без всех этих фанатеющих девиц. Девицы вырастают, иногда (небеса милостивы) умнеют, переходят с Коэльо на Борхеса (если повезет), и мир, в общем-то потихоньку очищается от шелухи. А Пушкин остаётся всё таким же сукиным сыном.
Ещё одна причина, по которой «НЕТ» достоит отдельного поста — это то, что неожиданно для себя самой я поставила его
на полку с лучшими образцами русской прозы. Это единственная книга, рецензии на которой в блоге не было. Когда полка формировалась, романа этого даже не было в списке вероятных. И тем не менее он туда попал.
Что удивительно, потому что насилие, футуро-фантастика и все эти примочки (а роман такой!) мне глубоко чужды: я любитель выдержанного реализма и всё такое.
Итак, дано: «НЕТ» — тот самый случай, когда книга, которая по всем приметам и признака мне не должна была понравиться, — не только запомнилась, но осталась со мной.
Роман вполне попадает под все недавноизданные законы (честное слово, я даже видела его в каком-то списке «запрещенной литературы»). Зооморфы, бионные наркотики, легализованное порно, убийства и жестокость. Много убийств. Много порно. Много жестокости.
Но описывая этот безумный мир будущего, она остается удивительно сиюминутной, и еще — нежной. Она нежная даже в именах. Хотя нет, именно в именах и мелочах (произнесите только — «Кшися», «Зухи»). Это роман расстояний и приближений, роман любования солнцем у кладбищенской оградки: когда всё вокруг похоронено и выжжено, а тебе нужно жить и надеяться, чистить зубы, выгуливать собаку и не расклеиваться, не расклеиваться, не расклеиваться, чёрт возьми. Роман полузакрытых глаз — на всё окружающее, роман вынужденных обстоятельств, усложнённых условий существования, полустёршейся морали и размытых границ.
Но он — великолепен, как бывает великолепен только слабый, чахлый, маленький росток, посреди бетонной плиты: зелёный, с тоненькими прожилками, не видимый и не интересный внешнему грохочущему миру.
Здесь несколько историй, сюжетных линий, конечно, переплетающихся к концу. Здесь и аэропорты, и изуродованный до неузнавания шоу-бизнес, и глушь-саратов, и ад-израиль, запущенные квартирки, внутренние расследования, открытия, преступления, и кажется, всё, что можно только придумать про людей и их странные, страшные фантазии.
Но несмотря ни на что, несмотря на этот мрак и черноту, это очень, очень живая книга. Живая и цельная.
Я не люблю фантастику и никогда не любила. Но эта книга — она не о фантастике.
Она о том, что будет, когда всё, всё вокруг изменится.
А мы — нет.
ЦИТАТА:
«... господи, в грязном подвале, что это, что это, что происходит, почему мы должны знать про все это? И с этим знанием — как мы можем жить? — можем мы жить как агнцы закланные, говоря себе: и се я творю добро, и нет мне платы иной, кроме благословения господня — и слабый Зухи, которого я так люблю и который никогда не верил ни в Христа, ни в Аллаха, — хотел жить так, и жить так не смог. И с этим знанием можем мы жить, как воины среди врагов, и никогда не жалеть врагов своих и брать с них плату за то страдание, среди которого существуем и о котором ведаем ради того, чтобы они не ведали о нем. И Зухи мог называть это взятками, но я не знаю, как еще мир должен расплачиваться со мной за то, что я вижу, за то, что я знаю, за то, от чего я защищаю его. Первенцами своими должен мир расплачиваться со мной, и я бы клал их под электропилу и хрусталиками их глаз выкладывал бы в своем сердце слово «ВЕЧНОСТЬ» — но я всего лишь беру деньгами, беру малую мзду — и миру должно быть от этого страшно и стыдно, ибо вдруг мне не хватит и алчность моя не утолится, и я открою ему то, что ведаю сам? Но мне хватает».
